Начиная с 1930-х годов, переосмысливая сталинскую формулу «национальная культура по форме и пролетарская по содержанию», историки описывают рождение искусства в советских республиках как процесс возникновения и становления так называемых «национальных школ»: живописных, музыкальных, архитектурных и т.д. При этом фигуры «национальных» и «ненациональных» художников, т.е. художников, принадлежащих или не принадлежащих к титульным нациями, наделялись различными смысловыми функциями, а сами эти художники играли различные социальные роли. Предназначением «национального художника» виделось непосредственное выражение «национального искусства», его голос считался подлинным и синтетическим. Роль «ненациональных художников» оставалась амбивалентной и неопределенной, хотя их вклад в создание ряда «национальных культур» был не просто значительным, но порой и предопределяющим. В тексте рассматриваются различные типы восприятий «национальных» и «ненациональных» художников, а также термины, в которых осуществлялось различение одних и других. Материалом для анализа служит история искусства республик Средней Азии и в особенности Узбекистана. Согласно главной гипотезе статьи, различия между «национальными» и «ненациональными» художниками были укоренены в бинарных презумпциях ориентализма. Однако в реальности ситуация не была строго бинарной из-за нескольких факторов. Во-первых, существовали группы художников, которые могли фигурировать в описаниях критиков и как «национальные», и как «ненациональные». Во-вторых, концепт «национального искусства» сосуществовал параллельно с концептом «народного искусства», который нередко был более инклюзивен. В-третьих, искусство «национальных» и «ненациональных» художников представало в различных оптиках, если сравнить описания московских и среднеазиатских критиков. Эти и другие дискурсивные особенности лишали ситуацию ее видимой дихотомичности.